Наконец наступило двенадцатое мая, когда в половине восьмого утра, после часовой артподготовки и длившегося около двадцати минут авианалета на разведанные позиции и опорные пункты противника, северная ударная группировка, в состав которой входила и 5-я гвардейская бригада, начала наступление в общем направлении Ефремовка — Охочое.
Ширина фронта оказалась довольно значительной, в пятьдесят пять километров. Одновременно в атаку пошла и южная группировка, начав наступление в те же самые семь тридцать утра. Как нечасто бывало в начальный период войны, наступающие войска Юго-Западного фронта действовали при массированной поддержке авиации, взлетавшей с аэродромов в Крыму. Несмотря на успех первых дней наступления, атакующие советские войска столкнулись с упорным сопротивлением врага, большинство опорных пунктов которого, как выяснилось, не подавила ни артиллерия, ни авиационные налеты. И все же немецкая оборона была прорвана практически по всему фронту, и танки при поддержке пехоты углубились в нее на двадцать-тридцать километров. Но к исходу четырнадцатого мая северная группировка уже практически исчерпала возможности для дальнейшего наступления; ее ударные силы истощились при прорыве главной полосы обороны и сдерживании контратак противника. Не хватало боеприпасов и горючего, боевая техника в значительной мере требовала замены, да и авиаподдержка почти в полном составе была переброшена на южное направление. Южная ударная группировка в первые дни наступала не менее удачно, с ходу проломив немецкий фронт на 25–30 километров в глубину. Об успехе наступления говорили не только сотни пленных немцев, румын и венгров, но и достаточно значительное количество захваченной трофейной техники, танков и самоходок, часть из которых удалось использовать в бою. И все же темп наступления постепенно снижался. Да и впервые появившиеся на Восточном фронте новые фашистские «четверки» модификации F2 с длинноствольной пушкой в сорок три калибра оказались весьма неприятным сюрпризом, поскольку могли жечь наши Т-34 на дистанции, неподвластной родным «эф тридцать четвертым». Пятая гвардейская теряла машины и людей, но все еще продвигалась вперед вместе с приданными стрелковыми подразделениями.
А затем танк комвзвода Логова получил от укрывшейся в засаде «Штуги» болванку в борт. Спустя несколько секунд справедливость восторжествовала, и самоходка, напоровшись на снаряд подобравшегося с фланга танка, вздыбилась, разбрасывая сорванные взрывом бронелисты, но это уже ничем не могло помочь чадно дымящей командирской машине. Да и не помнил он этого, если уж честно. Последним отложившимся в памяти событием короткого боя оказалось выбивающее сознание оглушительное «блямс!» ударившей в броню болванки. А после — лишь навалившаяся душным межвременьем тьма…
Единственный выживший из экипажа, лейтенант Логов пришел в себя на руках хрупкой девушки-санинструктора, ухитрившейся под огнем оттащить его подальше от горящего танка, вокруг которого уже разлилось солярочное озерцо из пробитого бака, укрыв в крохотной ложбинке, слишком тесной для двоих людей…
Все эти кажущиеся долгими воспоминания промелькнули в голове пришедшего в себя Кирилла за считаные секунды ассоциации с памятью лейтенанта. Миг, и личности аватара больше не существовало, остался лишь он один, Кирилл Иванов, — но знающий и помнящий все то, что знал и помнил недавний выпускник училища автобронетанковых войск, свежеиспеченный лейтенант Анатолий Логов. Подобное уже бывало раньше; бывало, но как-то… ну, не так, что ли? И по-прежнему оставался без ответа вопрос «что происходит?». Почему он не вернулся домой? Неужели же Лена оказалась права, когда бросила в сердцах «…доиграешься ты, Киря, когда-нибудь, чует мое сердце — доиграешься. Так там навсегда и останешься…», и он и на самом деле остался здесь навсегда?! Не в игре, конечно, как предполагала девушка, а в самом настоящем прошлом? В немыслимо далеком, героическом, легендарном и одновременно чудовищно страшном прошлом?! И не навсегда, а до своего последнего боя, где погибнет уже не только аватар, но и он сам?! Погибнет, как гибли предки, единожды и навсегда?! Не только телом, но и сознанием, разумом, своим единственным и неповторимым «я»? Но как это возможно, каким образом?! И что с ним сейчас ТАМ, в тихом и уютном двадцать первом столетии, в сытом и тихо гниющем изнутри обществе всеобщего потребления, где о прошедшей войне помнят и знают разве что некоторые историки, бойцы поисковых отрядов да считаные ветераны, несмотря на все перипетии последних десятилетий, ухитрившиеся перевалить девяностолетний рубеж.
Боль потихонечку отпускала, «локализовалась», так сказать. Она больше не захлестывала все тело, с каждой прожитой секундой концентрируясь в левом предплечье и где-то чуть ниже пояса. Руку дергало острой болью, правое бедро пекло и саднило. Голова кружилась, и периодами накатывала тошнота, но уже как-то не остро, что ли. Зато возвратилось зрение, правда, смотреть Кирилл мог только правым глазом, поскольку левый совершенно заплыл — сквозь слипшиеся от крови ресницы виднелась лишь мутноватая светлая полоска неба и размытое розовое пятно лица его спасительницы.
Парень распахнул здоровый глаз, с трудом сфокусировав зрение и вглядываясь в перемазанное сажей, со светлыми дорожками пота на висках лицо санинструктора. На вид девчушке было лет восемнадцать, вряд ли больше. Выбивающиеся из-под пилотки коротко стриженные русые волосы, миловидное, с тонкими чертами лицо, глубокие карие глаза. Тонкая шейка трогательно торчала из воротника вылинявшей гимнастерки со скромной ефрейторской петличкой. Тот самый, воспетый в песнях и фильмах о войне санинструктор, рядовой ангел-хранитель переднего края с неизменной сумкой с красным крестом на белом фоне.