«На Ленку похожа, пожалуй, даже очень похожа, — мелькнуло в голове. — Только глаза совсем другие и прическа».
Девушка на него не смотрела, торопливо и не слишком умело перебинтовывая раненую руку. Периодически было довольно больно, но Кирилл стоически терпел, беззвучно шипя сквозь плотно сжатые зубы. Помнится, она упоминала осколочное ранение — значит, задело сколами брони, хорошо, если сквозное и никакая септическая мерзость не засела в мышцах или кости. Что там еще? Контузия? Тоже понятно, профессиональная, можно сказать, болезнь танкиста, в машину которого со всей дури влупили болванкой. А вот ожог совсем нехорошо. Ожоги — вторая профессиональная болезнь танкиста — в полевых условиях сплошь и рядом заканчиваются быстрым нагноением вплоть до заражения крови или гангрены, знаете ли, это прекрасно понимал даже далекий от медицины Кирилл. Руку снова ощутимо дернуло болью — санинструкторша затянула последний узел на повязке. Больше не сдержавшись, парень застонал, до скрежета сжав зубы.
— Простите, тащ лейтенант, — пискнула девушка, отбрасывая в сторону упаковку израсходованного перевязочного пакета. — Больно, да? Ну, нет у меня ничего против боли, все уколы только на сборном пункте… если остались еще. Раненых много и обожженных…
— Как… зовут? — слова с трудом проталкивались сквозь саднящее, обожженное горячим дымом горло. Попытался приподняться, но не преуспел, поскольку снова замутило. Да и на затянутую обгоревшим комбинезоном грудь вновь легли маленькие, но удивительно сильные девичьи ладошки:
— Не вставайте пока, не надо, нельзя вам! Сейчас мы вместе потихонечку, помаленьку, тут не так и далеко. Рядом с рембатом мы, километра с два отсюда. А зовут меня Лена. Просто Лена. С Ярославля я. Да и зачем вам? Все равно забудете…
— Красивое имя, правда. Елена, Леночка… мою невесту так зовут. Она там, э-э, дома осталась, в Москве.
— Ой, правда? Так вы из самой Москвы, товарищ лейтенант? — девушка на миг замерла, рефлекторно сделав движение, словно собиралась поправить выбивавшиеся из-под пилотки русые пряди. И задала самый, пожалуй, неожиданный в данной ситуации вопрос: — А она какая, ваша невеста? Красивая, наверное, да?
— Ну… на тебя сильно похожа. И лицо, и волосы. Только глаза другие. Но такая же красивая.
— Ой, да бросьте вы! Нашли тоже краса…
Она так и не успела договорить. Сначала прозвучал совсем негромкий, но сочный шлепок, а затем лицо Кирилла оросило чем-то теплым и… страшным. И лишь в следующее мгновение, когда ее совсем легонькое, но уже безжизненное тело мешком навалилось сверху, парень осознал, что произошло. Шальная пуля, всего лишь долбаная шальная пуля, пулеметная или винтовочная, прилетевшая откуда-то с немецкой стороны. В голову. Окровавленная пилотка отлетела куда-то в сторону, разметавшиеся русые волосы мгновенно приобрели алый цвет, а на все остальное… На месиво из вывороченных костей черепа и мозговой ткани Кирилл просто не смог заставить себя посмотреть, торопливо и пошло зажмурившись…
Не соображая, что делает, и совершенно не замечая боли, парень аккуратно перевалил вялое, словно лишившееся некоего внутреннего стержня тело санинструкторши на спину. Борясь с тошнотой, приподнялся, с трудом встав на колени, перемазанный в своей и ее крови, непослушными пальцами поднял пилотку, прикрыв изуродованное лицо. Левую руку, неумело замотанную издевательски белым бинтом, он прижимал к телу.
И вот тут его пробрало.
Единственное, что Кирилл успел сделать, захлебываясь рвотой, так это отодвинуться в сторону, чтобы никоим образом не осквернить крохотный клочок украинской земли, последний приют тезки его Ленки, едва ли не впервые в жизни названной «невестой». Рвало его долго, почти минуту, выворачивая наизнанку, как никогда в жизни. И вследствие контузии, и от всего пережитого несколькими минутами раньше, и вообще… ТАКОЙ войны он еще не видел. Да, он привык, что на настоящей войне гибнут люди. Привык к разорванным взрывами телам, к превратившимся в угольно-черные головешки сгоревшим танкистам. Он даже почти привык к размазанным по гусеницам и опорным каткам внутренностям. Но он совершенно не был готов к тому, что только что произошло! Не был, и все тут! Война — дело мужчин! Она, эта едва знакомая девушка, была слишком красива и чиста, чтобы вот так буднично, походя превратиться в обезображенный, почти что обезглавленный труп… Смерть шла, невидимая, но вполне осязаемая, рядом с ним все эти бои, и под Воронежем, и под Москвой, и в Белоруссии, и здесь, под Харьковом. Но это была какая-то другая смерть. Тогда погибали боевые товарищи и противник, а вовсе не хрупкие девочки, наверняка еще даже не познавшие мужской любви и ласки… Нет, так нельзя, нельзя так, нельзя…
Окончательно парень пришел в себя, лежа на спине в нескольких метрах от погибшей девушки. Его уже не тошнило, да и раненая рука почти не болела. Железистый запах свежей крови, казалось, перебивал даже тухлую тротиловую вонь и давно уже ставший привычным тяжелый аромат горелой солярки и масла, но Кирилл, поборов приступ тошноты, подполз к девушке. Торопливо, отчего-то отчаянно стесняясь касаться мертвого тела — не боясь или брезгуя, а именно стесняясь, — вытащил из нагрудного кармана документы и тоненькую стопочку истертых на сгибах треугольничков-писем. Смертный медальон искать не стал, а вот сумку забрал, вовремя вспомнив, что нужно будет обработать обожженную ногу.
Осторожно выглянув из ложбинки — не хватало и ему словить дурную пулю! — Кирилл осмотрелся. Родной танк, «Сталинградская» «тридцатьчетверка» с необрезиненными катками, застыл метрах в десяти, из двигателя и башенного люка еще шел дым, но огня, как ни странно, уже видно не было. Люк механика так и остался задраен по-боевому. Боекомплект не сдетонировал — нечему было там детонировать, подсказала память Логова, последний их снаряд так и остался нерасстрелянным в стволе. Атаковали последним, что еще оставалось, планируя пополнить боекомплект и горючее после боя. Чуть поодаль замерла и вторая жертва немецкой самоходки — полностью разваленный взрывом легкий Т-60 из их же бригады. Сорванная граненая башня лежала кверху погоном в стороне. На левом фланге, но достаточно далеко, тактического номера не рассмотреть, дымил БТ, один из немногих уцелевших к этому дню.